С момента нападения в кемеровском подъезде на организаторов местного «Марша Миллионов» — Алексея Паньшина и Надежду Косенкову — прошло уже достаточно времени, чтобы на ситуацию можно было взглянуть отстраненно, без погружения в эмоции и пафос.

Зная, что этот текст прочитают и мои недоброжелатели, сразу скажу: я лично знаком с Алексеем и Надей, и что бы на самом деле не лежало в основе произошедшего, уверен, что эти ребята подобного не заслужили. Более чем кто-либо я далек от злорадства или морализаторства. К тому же, мне и самому приходилось в жизни бывать битым. Поэтому душа моя полна сочувствия к пострадавшим.

А вот у разума есть вопросы.

Обсудив нападение на Косенкову и Паньшина со знакомыми — как представителями власти, так и ее противниками — я пришел к выводу, что все обращают внимание на некоторые странности в поведении ребят (повторюсь: эти размышления и выводы никак не отрицают того факта, что произошло преступление, и пострадали невиновные).

Во-первых, после случившегося Паньшин и Косенкова нигде и ни в какой форме не выступили с прямым заявлением — своей оценкой событий. О причинах нападения судить приходится по высказываниям косвенным, что странно. Как правило, жертвы политических нападений спешат (если в состоянии, конечно) заявить всеми возможными способами именно о политической подоплеке расправы. Хотя бы потому, что широкая огласка в таких случаях — самый надежный способ не дать замять дело заинтересованным в этом лицам.

Я долго ждал, когда в сообществе «Голос Кемерова», где Алексей и Надежда так активничали прежде, появится их обращение (возможно, в полюбившемся им видеоформате), но так и не дождался. Единственное, что там было — сообщение одного из смотрителей сообщества «по горячим следам» о самом факте нападения. Ни в своих блогах, ни в какой-либо другой публичной форме молодые лидеры кемеровской оппозиции не сообщили прямо свое мнение о случившемся, не заявили о том, как намерены действовать в дальнейшем, не озвучили сути поступавших к ним угроз (о том, что угрозы имели место известно опять-таки только с чужих слов, о сути угроз не известно вообще ничего).

Вместо этого они ушли в тень и замолчали.

Во-вторых, они спешно покинули город. В России, к сожалению, избивать инакомыслящих — давняя традиция. Но я не помню ни одного случая, когда избитый оппозиционер или журналист сбегал бы из города, где произошло нападение. Можно просто перебрать в Яндексе все последние случаи — ни одного факта стремительной миграции после нападения. Наоборот, люди заявляют, что останутся, что продолжат свою деятельность, что их не запугать и что они будут настаивать на расследовании дела. К тому же, когда речь идет о «политических нападениях», их жертвы вполне здраво рассуждают, что власть во всей России одна, и если уж она взялась за них так рьяно, то перемена места жительства в пределах страны мало что изменит в их судьбе. А Паньшин и Косенкова явно считают, что причины случившегося останутся в Кемерове, не переберутся за ними в Москву (где, к слову, несогласных и недовольных избивают куда чаще и куда более жестоко). Если же напавшие на ребят имеют власть нападать только в пределах одного города — это уже не выглядит действием собственно власти.

В третьих, расследование! Косенкова, которая клялась, что будет настаивать на расследовании каждого случая ее незаконного задержания (например, во время экологического пикета у кемеровского Почтамта), демонстрирует абсолютную незаинтересованность в расследовании данного нападения. Как, впрочем, и Паньшин. Известно, что после случившегося, ребята дожидались приезда наряда полиции четыре часа. О том, было ли ими подано заявление, я не мог узнать несколько дней — об этом говорилось только как о чем-то подразумеваемом. Что именно они указали в заявлении — в том числе их предположения о причинах случившегося — неизвестно. Они об этом молчат. Мы не знаем, указано ли в их заявлении в полицию, что они считают нападение «политическим». Остается только предполагать, что если бы нечто подобное было прямо указано в «заяве», то сами же оппозиционеры считали бы своим долгом предать факт подобного заявления огласке.

Вместо этого мы видим, что пострадавшие ведут себя как типичные жертвы личных или криминальных «разборок» — стараются как можно быстрее по-тихому сменить место жительства и «лечь на дно». И если поначалу предшествовавший нападению грязненький слив компромата на Надежду выглядел как операция прикрытия, то по прошествии времени он все больше начинает походить на причину случившегося.

Ну, правда, разве Алексей и Надежда не понимают, что исчезнув из города, они прямо лишают местную полицию возможности работать с ними, как с главными свидетелями по делу? Конечно, понимают! И тут одно из двух: либо они считают, что в нападении задействованы представители местной полиции, либо им не хочется по каким-то причинам свидетельствовать.

Хорошо подыгрывают пострадавшим их друзья по оппозиционному сообществу «Голос Кемерова».

Люди, часто и с удовольствием выступающие в защиту гражданских свобод и конкретных ущемленных властью активистов, хором хранят молчание. От Лисовского, Федорова и прочих не последовало никаких заявлений или требований к местной власти или органам правопорядка — о расследовании нападения или о защите его жертв. Первое заявление такого рода сделал экс-министр Кудрин, человек, даже лично не знакомый с пострадавшими! В то время как их непосредственные товарищи-единомышленники молчат! Есть ощущение, что им что-то известно о произошедшем, что делает невыгодным для них привлечение к нему внимания и вскрытие его реальных причин. Иначе это молчание и бездействие таких активных и за словом в карман не лезущих граждан объяснить сложно.

Некоторые высказываются в пользу того, что, мол, все же, обстановка у нас в плане уличной преступности далека от идеальной, и нападением могло быть простым хулиганством. Такое случается регулярно. Однако, я не помню, чтобы жертвы хулиганов сбегали в другой город после нападения, не завершив даже курс лечения по поводу черепно-мозговой травмы.

Как сказала одна моя знакомая по поводу всей этой истории: «Есть ощущение, что им что-то сказали во время избиения, незадолго до него или вскоре после. Что очень напугало их. И это что-то такое, о чем они сами говорить не хотят». Увы, ощущение такое действительно есть. И оно очень не политическое.

Андрей Юрич