Служа в армии (это было в Новосибирске), я однажды приятно удивился зачислением в школу нештатных корреспондентов при газете СибВО «Советский воин». Это случилось после публикации нескольких заметок и одного ма-а-аленького рассказика в той газете.
Заметили солдатика-салагу и позвонили командиру части. И получилось у меня еженедельное увольнение.
— Спустишься по Ядринцовской, потом через Каменку и в военный городок. Там редакция. Найдёшь, — сказали мне на КПП части.
Наш полк стоял в самом центре Новосиба. И вот я, оттолкнувшись спиной от огней фешенебельного даже по советским меркам Красного проспекта, пошёл вдоль парка в темень (дело было зимним вечером) Ядринцовского спуска.
Дорога круто спускалась к речке Каменке. Дома лепились вдоль неё как попало: кто за что уцепится. Девятнадцатый век, думал я, а так близко от цивилизации. В честь кого ж назвали такую улицу? Так и не узнал толком.
Потом, после армии вычитал в разных книжках, что был такой человек, из литераторов.
Сидел в Петропавловской крепости, дальше ссылка, как у всех приличных литераторов тех времён: Чернышевский, Достоевский, Короленко и даже любимец детского чтения, автор «Морских рассказов» Станюкович, — все прошли через сибирскую ссылку.
Позже узнал, что Николая Ядринцева и его друга Григория Потанина не в Сибирь сослали, а наоборот — из Сибири в Архангельскую губернию. За что? Сказали, за то, что хотели отделить Сибирь, сделать её самостоятельной страной. Они — «сибирские областники», насчёт которых велено помалкивать даже в наше время.
Удивился: разве ж такое возможно — Сибирь отдельно от России?
Со временем узнал больше. Потому что на исходе 1980-х годов Сибирским отделением Российской академии наук была затеяна книжная серия «История Сибири», состоявшая из различных документальных свидетельств. Отдельным томом туда вошла книга Ядринцева «Сибирь как колония».
Ни о каком отделении Сибири от России речь в той книге не шла. А вот о колониальном статусе нашего края — да. Это явствует и из самого названия книги. Впервые слышащие о ней норовят поставить запятую перед «как». Это меняет смысл. Потому что Ядринцев не сравнивал Сибирь с колонией. Он её рассматривал в качестве таковой. Всесторонне, объективно, глубоко.
Подзаголовком к названию стояли слова: «Современное положение Сибири. Ее нужды и потребности. Ее прошлое и будущее».
Замечу, что свою книгу Ядринцев приурочил к 300-летию Сибири. Писал её уже после ссылки, после работы в различных государственных органах, занимавшихся делами переселенцев и инородческого, аборигенного населения, после многих путешествий по Сибири и открытий (он нашёл легендарный город монголов-завоевателей Кара-Корум), зрелым и мудрым человеком.
Самые разные люди с почтением относились к автору.
Вот цитата из сибирских очерков знаменитого журналиста Александра Амфитеатрова:
«Имя покойного Н.М. Ядринцева довольно громко и у нас, в Европейской России. Сибирь же пред ним благоговеет. В Барнауле Ядринцеву поставлен памятник, и, — хотя, по слухам, он нескладен, а надпись на нём безграмотна, — всё-таки, сибиряки — молодцы, что поспешили отблагодарить своего энергичного и талантливого бытописателя, не выжидая дальних сроков и крупных годовщин. Сибирь имела множество Колумбов, но Ядринцев — её Америго Веспуччи. В этом, уже трёхсотлетнем, но до сих пор почти новом свете постоянных открытий и пионерского движения вперёд, Ядринцев сам, лично, ничего не открывал, зато привёл в систему и известность открытое до него. Благодаря Ядринцеву, — и едва ли не исключительно ему, — Сибирь, начиная с семидесятых годов истёкшего столетия. перестала слыть, в мнении русских образованных людей, легендарною страною хаотических случайностей, запутанных в неразрешимые узлы, капризов быта, истории, закона, даже природы… Ядринцев, что называется, разобрался в Сибири и помог разобраться другим: помог подчинить её бесконечную, чудовищную пестроту твёрдой, логической теории, обоснованной на массе фактических доказательств, живых свидетельств, проверенных наблюдений».
А вот из советских воспоминаний, Николай Вержбицкий об истории газеты «Правда»:
«В 1918 году на заседании Совнаркома, которое вел В. И. Ленин, присутствовал в качестве корреспондента „Правды“ некий Лев Николаевич Ядринцев. Услышав эту фамилию, Владимир Ильич живо спросил:
— Вы, не сын ли Николая Михайловича Ядринцева? — И, получив утвердительный ответ, сказал:
— Я высоко ценю деятельность вашего покойного отца и рад, что вы работаете в нашей газете…».
Ну, ещё цитата из заметки Максима Горького, датированной 1895 годом, молодого, как сейчас бы сказали, «колумниста» «Самарской газеты»:
«Жизнь таких крупных провинциальных деятелей, как Н. М. Ядринцев… является в высокой степени интересной и поучительной для русской интеллигенции. Чем шире, глубже и ярче освещается деятельность этих лиц, тем, конечно, полезней и ценней труд, посвященный их памяти… Данный очерк прочтется с большим интересом всяким, кому дорога память о бескорыстном и светлом деятеле далекой Сибири, рыцарски-честно работавшем всю свою жизнь для суровой родины. И этот очерк имеет тем более глубокое значение, что в данное время — как нельзя более своевременны и нужны… напоминания о таких цельных, ясных и глубоко веровавших в будущее людях, как покойный Николай Михайлович».
Скромным своим умишком рассужу, что царь-батюшка не только не из личной незлобивости помиловал Ядринцева и его друга Григория Потанина (они были неразлучники, как Герцен с Огарёвым), но и из других соображений. Дело в том, что к реформенным, отменившим крепостное право 1860-м годам за Сибирью прочно закрепился каторжный статус. На начало XIX века её русское население составляло 241 тысячу человек. К ним понемногу добавился ещё миллион с лишним всяческих душегубов и жуликов — при царях приговоры к смерти, как правило, заменялись каторжными работами.
Ну и за меньшие провинности тоже каторга — без разговоров.
Так Сибирь мало-помалу стала состоять из каторжан, надсмотрщиков за каторжанами (надсмотрщиками и конвойными сделались сибирские казаки, когда отошла надоба оборонять границы от злых набегов из забугорной Азии) и ссыльно-поселенцев, которые проходили несколько «очистительных» степеней, продолжавшихся до пятнадцати лет, прежде чем ссыльный наделялся землёй и мог свободно хозяйствовать.
После отмены крепостного права в Сибирь, на вольные земли потянулись крестьяне. Сначала полулегально, как бы разведывая, что есть земля Сибирь?; а потом — с началом строительства Транссибирской железнодорожной магистрали — в массовом порядке. Как строить, так и хозяйствовать, ну, и, само собой, уголь добывать для паровозных топок.
Этим я хочу сказать, что каторжанский ореол Сибири стал мало-помалу тускнеть.
Даже песня появилась со словами «А что Сибирь — Сибири не боюся, Сибирь ведь тоже русская земля».
Ядринцев стал одним из первых бытописателей Сибири. В том числе Кузнецкого уезда. В книге «Сибирь как колония» он рассказывает (явно с личных впечатлений) об одном из сельских «мироедов» на примере села Берёзова, что и посейчас живёт в пятнадцати верстах по транскузбасском шоссе к югу от Кемерова.
Там, на месте впадения речки Берёзовки в Томь, жил богатый крестьянин Иван Степанович Новиков. Где силой, где хитростью он закабалил крестьян берёзовской общины.
Община или «обчество» была естественным способом коллективного выживания в суровых сибирских условиях, взаимопомощь или «помочь», ежели сказать по-сибирски, оказывались больным, вдовым, погорельцам, всем обедневшим по, говоря современным языком, «форс-мажорным» причинам. Помогали и богатым. Например, в случае неожиданно урожайного года — чего ж добру-то пропадать.
«Помочами» осваивали новые территории под пашню. И как-то так странно получалось, что освоенная территория оказывалась во владении какого-нибудь Ивана Степановича, «помочами» засевалась, убиралась, а урожай раздавался в долг — под новую «помочь».
Новиков сделал доходной профессией финансовую игру с земляками.
Он хитрил с односельчанам, одалживал всех без исключения — деньгами, услугами, хлебом — и скоро все ему стали должниками и все на него стали бесплатно работать. Очень яркий типаж тогдашней Верхотомской волости, Новиков оброс связями в Томске, Барнауле и жил уж не по-крестьянски, а как помещик-крепостник.
Это к тому, что нынешняя идеализация старой Сибири, где все «вольные хлебопашцы», все счастливы и самодостаточны, далеко не всегда соответствовала действительности. Ядринцев вскрыл колониальные и классовые язвы, обозначил весь круг проблем. И, я бы с полным основанием заявил об этом, означил программу культурно-промышленного освоения Сибири и перевода её из статуса колонии в статус «русской земли».
Ядринцев и другие горой стояли за просвещение и, наконец, их усилиями в Томске в 1988 году был открыт первый за Уралом университет. А в 1918 университет появился в Иркутске. Несмотря на полыхавшую гражданской войной бывшую Российскую империю. При Советской власти страна потянулась в Сибирь и на севера. Освоение Севморпути. Урало-Кузнецкий комбинат. Норильский никель. Каскад ГЭС на Ангаре. Газ и нефть Ямала. Сотни городов. В их числе Академический городок под Новосибирском — научная столица азиатской части страны. И множество вузов и средних учебных заведений в каждой мало—мальски крупной городской агломерации.
Бывшая колония мощно прогрессировала, но напоролась на рифы либеральных реформ.
Вновь приходится заводить речь о колониальном статусе Сибири, работающей на безродных олигархов-космополитов. Характерно, что Москва, куда стекаются финансовые потоки от реализации газа и нефти, угля и металлов, лесоматериалов и электроэнергии, стала крупнейшим доходным регионом — она даёт более четверти ВВП страны. Просто спекуляцией вывезенного и выкачанного из Сибири добра.
Почти полтораста лет прошло, как написал Николай Михайлович Ядринцев свой главный труд «Сибирь как колония», а проблемы, поднятые им, возникают вновь — со всей остротой. Приходится, значит, припадать к истокам и вновь учиться, как сделать Сибирь не колонией. Не кошельком для мироеда. Не доходным домом. Нормальной «землицей», работающей всласть — для себя и для державы.
Василий Попок
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения авторов публикаций