Новые правила сельской торговли

Часто бываю в деревне и регулярно хожу в тамошний магазин. Собственно говоря, кроме магазина сельчанину и пойти-то некуда. Церкви в деревне нет, как и традиции молиться. Клуб закрыт, потому что никакие артисты сюда не заезжают лет уж двадцать с гаком — даже самодеятельные. Открывается клуб только для молодёжи: два раза в неделю дискотека. Придорожный рынок, где можно было бы пообщаться с, так сказать, местными товаропроизводителями, никак не догадаются открыть.

Не так давно магазин перевели на современные — я бы сказал, капиталистические — рельсы. Он стал сельским универсамом. Свободный доступ к товарам, ячейки для сохранения пустых кошёлок. И кроме этого — круглосуточное обслуживание, ведь стоит на проезжем тракте, тут днём и ночью движение. Продавцы работают по двенадцать часов кряду. Дневная смена, ночная смена, сутки отдыха. Устают от такого графика. Попробовали бунтовать, писали письма и заявления. Но заявлениям не вняли — это раньше тут было сельпо (в смысле — сельское потребительское общество) и всё село — пайщики, а теперь приватизация, прах её возьми!

Короче, всех недовольных уволили и заменили другими, приезжающими из города.

В городе нормальной работы нет: кризис, предприятия и филиалы фирм закрываются, поэтому сокращённые любому предложению с биржи труда рады.

Самое главное следствие перемен — магазин стал чужим. А был как бы уличная криница, куда приходили с вёдрами и коромыслами не столько по воду, сколько посудачить да посплетничать. Помните песню: «У колодца вода льётся…»? Так вот сельский магазин был вроде общественный колодец в эпоху тотального водопровода. Судачили и сплетничали, делая покупки.

Председателем (или, сказать по-современному, модератором) этого постоянного форума была продавщица. Представительница сельской элиты и неформальный лидер деревенского сообщества. Она всех знала, и её знали все. Продавщиц обычно избирали в сельсоветские депутаты, так что она ещё и формальную власть представляла.

Человек, стоявший за прилавком, ведал, кто чем дышит, а ему всё доверяли.

Ему обо всём готовы были поведать и совета спросить. И одолжиться тоже сюда приходили. А если трудяга, временно сидящий без заработка, просил в долг фасовку-другую муки и бутыль подсолнечного масла, хозяйка прилавка не отказывала. Долг записывался в синенькую школьную тетрадку и бывал востребован в лучшие для должника времена. По закону так нельзя делать. А по совести — можно и нужно.

Новые, городские продавцы в долг товары не отпускают. И даже удивляются: как, мол, это можно вообще! Что за порядки выдумала сиволапая деревенщина! Как кому, а мне не по нраву эти верные по закону, но не милосердные по простым человеческим пониманиям правила.

Бабушка рассказывала, что в их деревне лавочник был добрым и приветливым дядькой.

Он был не только продавцом, но и всем для деревни: почту возил, газету у него можно было почитать, узнать о ценах в больших ярмарочных сёлах (исполнял, значит, функцию биржевого консультанта), через него можно было заказать какие-нибудь товары и даже механизмы — от швейной машинки «Зингер» до общественной ручной веялки «Клейтон». Исполнял он и разные мелкие заготовительные функции. Ребятишкам нравилось менять в лавке тёплые, из куриного гнёздышка яички на сладких сахарных петушков.

Такие душевные то были рассказы про давний сельский сибирский бизнес…

Семён Кайгородов Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения авторов публикаций