Фильму Алексея Учителя «Край» всё же дали премию «Ника».

Перед тем он был несколько раз отвергнут более престижными киношными учреждениями. Комиссия, отбиравшая ленты для конкурсного пока на премию «Американской киноакадемии», «Край» забраковала. Не наша. Та, что в Москве, наоборот, настойчиво рекомендовала.

За морем-океаном не согласились пустить фильм в конкурсный показаз. Сказали, что слаб.

То же случилось, когда были выказаны поползновения на премию «Американской академии кинематографических искусств и наук».

Вторая, которая почти тёзка первой, слывёт в киномире самой престижной. Это знаменитый «Оскар». Номинируются на «Оскара» уже признанные кинематографисты. А получают – бессмертные.

«Оскар» ещё и потому много значит, что все номинации – американские. Только одна, за фильм на иностранном языке, собирает претендентов остального мира. Что поделать, американский Голливуд – кинематографическая столица мира.

Из советских и русских кинорежиссёров «Оскара» получил Сергей Бондарчук за могучую киноэпопею по Льву Толстому «Война и мир». И это несмотря на совершенно роскошную экранизацию Кинга Видора с незабываемой Одри Хёпбёрн в роли Наташи.

Вторым «оскароносцем» стал Владимир Меньшов за народную мелодраму «Москва слезам не верит». И Никита Михалков – премия за «Утомлённых солнцем».

Добавлю, что Михалков дважды был номинантом на конкурсе. Как и Станислав Ростоцкий, которого, правда, премиями обошли.

Ростоцкого обидели зря, а вот «Край», на мой взгляд, остался в пренебрежении совершенно справедливо. Американцы в кинематографе соображают. И в популярном, «попсовом», и в высоком, включая так называемый «артхаус» – кино для гурманов.

Между тем «Край» был сделан как будто специально для зарубежного зрителя:  лагерь и лесоповал, тайга и медведи, водка и война. «И всё кругом закуржавело».

Наверное, накушалась Америка страстей про российское «проклятое прошлое».

В основании сюжета строившаяся где-то в Сибири, недостроенная и брошенная в войну железная дорога. В строительстве участвовали немецкие инженеры. Дочь одного из них очень рисковая – она укрывается в тайге и живёт в брошенном паровозе.

Несколько лет. «С ума спрыгнуть», как говорит известный эрудит Анатолий Вассерман.

Тупичок, где паровоз и немка, укрыт за рекою, туда не попасть. Мост, построенный немецкими инженерами, разрушен ледоходом. То ли ледоход случился небывалый, то ли качество моста такое – «дрищёвое», знать, правильно их репрессировали за вредительство.

На уцелевшей части железной дороги паровозы ходят. Две колеи. Рядом лесоповал и бараки, где живут «враги народа». Одна из «врагинь» вроде как бы родила от немца, будучи на работах в Германии, так и живёт с ребёнком-немцем. Потом, впрочем, оказывается, что она укрыла дитё от военных действий, спасла то ли из-под артобстрела, то ли из-под бомбёжки.

Сюжет напоминает историю солдата-спасителя, какому памятник в берлинском Трептов-парке, но девушку почему-то садят в лагерь. На лесоповале у неё завязывается любовь с фронтовиком-орденоносцем, который больше женщин любит паровозы и умеет развивать на них бешеные скорости.

Стоп. Дальше пересказывать не буду. Ибо пересказ получается злой, а злость это не аргумент, иронично можно даже Евангелие пересказать. Буду по сути. Мне кажется, сценарист и режиссёр сэкономили на консультантах. На историке, на железнодорожнике, на военном, на криминалисте. И т.д.

Начинаем с начала. Вот лагерь и в нём «враги народа». Мужики и бабы.

Это неправда. Отдельно существовали женские лагеря и поселения, отдельно мужские. Справьтесь у Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГе». Или у нашей землячки-сибирячки Фаины Самойловой, подполковника внутренней службы, авторше записок «Гражданка начальница», по её автобиографической книжке тоже снят фильм.

Женщин обычно направляли на работы в сельское хозяйство. Или на швейное производство. Куда полегче. Этим я хочу сказать, что женщина в тайге, женщина-сучкоруб – нонсенс. Такая работа не всякому мужику по плечу.

В леса под конвоем направляли людей не для уничтожения, а чтобы плановые кубометры давали на благо народного хозяйства. Злее самого злого энкаведиста был ПЛАН, обязывавший беречь рабочую силу и помогать ей производительно трудиться.

Поселение проштрафившихся очень странное. Почему-то в лагерном бараке оказывается машинист-паровозник, которого играет Владимир Машков. Вольный и заслуженный человек – при ордене. А если это не лагерь, то почему они «враги народа», почему общий стол с пайками и офицер НКВД, призывающий «держать строй».

И ещё у меня никак не развеиваются недоумения по поводу этой девушки. Ну, оказалась на работах в Германии. Туда массово угоняли нашу молодёжь с оккупированных  территорий. Мать моего друга с Украины. Она и её подружки-односельчанки были увезены в Германию и два года отпахали на заводе под Дрезденом. После войны все вернулись в деревню.

Кроме матери. Она отличилась — вышла замуж за офицера Красной армии и уехала с ним в Сибирь.

Девчата проходили обязательную «фильтрацию». Выяснить, кто сотрудничал с немцами, было несложно. И кто с кем спал — тоже. А тут девушка даже и беременной не ходила. А всё равно — в сибирский лагерь.

Ещё одна невозможная деталь – самогонка.

Перед войной самогоноварение наказывалось десятью годами тюрьмы. Как вредительство. В 1948 году (как раз этим временем можно датировать события, происходящие в фильме) вышел  Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за изготовление и продажу самогона». Даже в относительно мягкие  «застойные» годы действовала статья УК за номером 158, обещавшая за злостное самогоноварение до трёх лет отсидки плюс конфискация имущества.

В кинофильме она рекою льётся. Пьют «враги народа», пьют их охранники, а некий национальный кадр (ну, типа коренной таёжный житель) ни на минуту не расстается с четвертью мутной жидкости.

Попутный вопрос: почему — МУТНОЙ? Самогон есть продукт перегонки, это крепкий спиртосодержащий конденсат и он прозрачен, как слеза комсомолки.

Но режиссёру, наверное, надо, чтоб это была мутная сивуха, так кинематографичней.

Дальше пошли.

Лесоповал производится возле магистральной железной дороги с широкой колеёй. Чепуха. В глубину тайги, на лесосеки обычно идут узкоколейные железные дороги. Платформы с лесом таскают мотовозы. Такая дорожка спокойно проходит по гатям через болота, через небольшие речки – по деревянным мостам. Они не требуют специальных насыпей, можно обойтись без шпал, а как кончалась лесосека, не жалко бросить.

На узкоколейках были некогда и паровозики. Помню и такие. Стояли в тупичках на больших железнодорожных станциях. Похожие на паровоз братьев Черепановых из учебника физики.

Узкоколейка — повторяю. Строительство широкой колеи — это грандиозная задача, которая по силам лишь государству.

Как такую дорогу умудрились забыть – непостижимо. Тем более, там двухпутка. Поэтому сумасшедшие машинисты устраивают паровозные гонки по параллельным путям. Ну, представьте себе, на перегоне Транссибирской магистрали мчат в одном направлении два бешеных паровоза.

И машинисты, понимаешь, в азарте. Они нагоняют, перегоняют, отстают и снова нагоняют. Смех и ужас в одном флаконе вот ещё почему: выезд на красный свет — преступление. За это должно посадить всех его участников — от стрелочника до начальника станции. А они нифига себе — гоняются...

Историческая подробность: окончательно двухпутным Транссиб стал через несколько десятилетий после войны. Эту «мелочь» авторы фильма не приняли во внимание.

Но продолжаем смотреть кино.

Вот Владимир Машков обнаруживает в лесу заваленный хвойными ветками (для маскировки, чтоль?) паровоз. Стучит кувалдой ему по колёсам. Радуется. «Живой», — говорит.

Дурень. Не колёса главное в паровозе. Паровоз это очень сложное устройство. Самое сложное в нем — котёл. Паровоз живой, если жив котёл. А колёсам что сделается, разве только малость заржавеют.

В заключение смешные мелочи.

«С ума спрыгнуть» от кадра, где медведь пужает вышедшего по нужде машиниста.

Представьте: идёт по Транссибу паровоз и вдруг машинисту приспичило. Он останавливает поезд и бежит в лес. Нет, как обычно делают паровозники,  тихонько погадить в тендере на куче угля, а следы закинуть в топку, — ишь, интеллигент, вышел задницу морозить на вольную волю.

И едва не поплатился. Но сбёг.

Паровоз тутукнул и попёр, чух-чух-чух, шевеля шатунно-кривошипным механизмом. Медведь вот-вот нагонит. Ан, нет — угля полную топку нашвыряли, подзавяз, хрен тебе, страшное животное, не залёгшее в берлогу.

Эффектный с виду кадр: топоры врубленные в колоду, идут работяги и разбирают их.

Неверно. Всяк работник готовит топор по руке. Это важно — не набьёшь мозолей, быстро не устанешь. Поработал, топор за пояс.

И ещё деталь, изобличающая дилетантизм, — топоры плотницкие. На лесоповале используются другие — с длинной ручкой, как у колуна, и более тяжёлые.

Аборигену, который всё время жрёт самогонку, Машков дарит орден Красной звезды. Абориген показал путь к паровозу. Дурень-киногерой не смог сообразить, что к нему должна вести колея — две рельсы и шпалы, они ж никуда не делись. Потом Машков по этим рельсам примчал в родной концлагерь с полюбившейся немкой-отшельницей подмышкой.

И почему орден? У Астафьева в «Царь-рыбе» циник Гога Герцев выменивает на опохмёлку медаль у спившегося фронтовика, чтобы выточить из серебрушки блесну.

Этому дурачку зачем орден?

Оказывается, на шапку прикрутить. Для красоты.

Фильм изо всех сил спасают актёры. Плохих просто нет.

Но спасти не удаётся.

Всегда, как только заваривается фильм о Сибири, начинаешь ждать чего-то такого-эдакого, но получаешь, как правило, развесистую клюкву.

Урожай этой ягоды авторы, рекламируя свой фильм, изо всех сил старались объяснить «условностью» искусства, «образным строем», своеобразной «мифологичностью» и «метафоричностью». И критики пели им в унисон.

Объяснили, но не убедили. Слишком много той «клюквы». Урожай выдался.

Алексей Учитель у нас баловень критики. Все его фильмы «поднимаются на щит» и объявляются гениальными. Самые известные из гениальных лент – «Дневник его жены». Как бы об Иване Бунине. Писателе-реалисте. Который оказывается сущим декадентом и извращенцем. Хотя в жизни (тому немало свидетельств) декаданс активно ненавидел.

И «Пленный». Про злого русского солдата, который пленил красивого молодого чеченского юношу, между ними нечто завязывается – такое, знаете ли, модно-гомосексуальное. Но война берёт своё и злой русский солдат лишает жизни несчастного кавказского пленника.

Беда обоих фильмов, на мой взгляд, в заведомой ложности коллизий. В их ненатуральности и выдуманности.

В «Крае» невероятный сюжет украсили ещё и совсем невероятными деталями.

Жаль кинематограф, где Михалкова мешают с грязью за его непонятый фильм «Предстояние», и выдвигают в образцы ленту «Край».

Догадываюсь, «Нику» Алексею Учителю дали, потому что неудобно ничего не дать. Ведь такую раскрутку фильму сделали. И снимали за счёт РЖД и государственного Первого канала ТВ.

«Ника» с виду не государственная и даже как бы фрондирующая, но если хорошо поскрести позолоту фронды, то выскребешь обычную сервильность…

Семён Кайгородов